В Москву прилетел гуру городского сада, профессор Шеффилдского университета Найджел Даннет. Да-да, тот самый, что вырастил степное разнотравье посреди Лондона и разбил “дикие” клумбы у Букингемского дворца. Фестиваль “Сады и Люди” организовал его мастер-класс, а Мария Рогулёва и Варвара Байрамова выведали подробности его работы.
– Ваши принципы экологического дизайна универсальны и выходят за рамки национальных ландшафтных школ. Но вы живете и работаете в Англии – стране с одной из самых богатых садовых традиций. Есть ли в ваших работах что-то специфически английское?
– Я рассматриваю свою деятельность скорее как эволюцию, а не революцию. Хотя многие люди, которые сейчас создают современный, природный дизайн посадок, действительно видят это направление как революционное. Они как бы отрицают все, что было до них, начинают заново. Но лично я чувствую свою связь с традицией – и в первую очередь в том, что я все же пытаюсь быть больше художником, вызывать в людях эмоциональную реакцию. Особенно в моей работе с цветом. Насколько я заметил, люди с более научным подходом к посадкам думают больше о ботанической, экологической стороне вопроса, их волнуют мельчайшие детали в подборе растений и работе с ними. Для меня же важно общее ощущение, впечатление, эмоциональное восприятие сада. Для меня связь с традицией именно в этом. Конечно, у меня у самого научное прошлое, но я стараюсь не превращать свой дизайн в чисто научный эксперимент. Экологические посадки без художественной составляющей кажутся мне холодными.
– Английский дизайнер Уильям Робинсон еще в конце XIX-го века впервые употребил словосочетание «дикий сад». Его идеи были революционны для того времени, они актуальны и по сей день. Он во многих вопросах был пионером. Вы чувствуете связь с его работами?
– Конечно – то, что я делаю, это продолжение той же самой линии. Идея использования узнаваемых, характерных растений в максимально естественном окружении – это наследие Робинсона. Но также важный его урок – использование не только местных растений, но и привнесение нового материала. То есть «дикий сад» – это не просто кусочек местной дикой природы, это более творческий подход к подбору растений, и все это мы унаследовали от Робинсона.
– Но ведь в основе вашего метода лежит именно научный подход к созданию растительных сообществ. Как вы поддерживаете баланс науки и искусства?
– Лично у меня искусство все же перевешивает. Я никогда не учился на художника и пришел не из мира искусства, но могу сказать, что многие решения у меня принимаются сердцем, и не всегда у меня есть научно-обоснованные причины для этого. У меня все же более художественное восприятие.
Многие специалисты с научным подходом к растительным сообществам фактически просто заполняют растениями определенный участок. Я же думаю о структуре ландшафта, подхожу к работе с пространством больше как архитектор, который создает зеленые комнаты, ведет зрителя от тени к свету и так далее. Но все же самое важное для меня – обеспечить личный, близкий контакт с природой, работать именно в близком человеку масштабе. Часто есть искушение сделать большие площади монотонных, одинаковых посадок, но это подавляет, уменьшает эмоциональный контакт со зрителем.
– Как мы поняли – цвет для вас основной дизайнерский инструмент. Каким образом вы подбираете то или иное цветовое решение?
Это скорее эмоциональный выбор, я не использую традиционные схемы, законы, цветовой круг и так далее. Я обычно работаю с близкими цветами, создаю единую цветовую тему. И внутри нее всегда добавляю в небольших количествах сильный контраст, такой цветовой всплеск. Я часто нахожу вдохновение в абстрактном искусстве, например, в работах Пауля Клее, где он также использует цвета, близкие по тональности, и в меньших количествах какой-нибудь яркий, контрастный цвет.
– Дизайн ваших посадок – это в основе своей меняющиеся паттерны, а не фиксированная структура. Вы проводите для себя четкую границу между ландшафтной архитектурой с ее более структурным подходом и вашим методом природных посадок? Вы больше работаете с заполнением заданных пространств, создаете интервенции природы в городской пейзаж, или ваш метод тоже может быть использован как структурная основа для городского планирования?
– Конечно, архитектурный подход сильно отличается от дизайна посадок, но я хотел бы, чтобы именно ландшафт и экологические принципы играли лидирующую роль, определяли планы застройки, а не наоборот. Я верю в насыщенные растениями ландшафты, пропагандирую максимальное использование в городе зелени и живых, природных элементов и уменьшение площади застройки, использование растений для замены некоторых инженерных сооружений (такой пример – дождевые сады Найджела Даннета, которые заменяют собой традиционную систему ливнестока вдоль дорог – прим. ред.).
Есть один универсальный вывод: людям нравится погружение в природу, и это отличается от отдыха в саду, где все искусственно и упорядочено.
– Есть ощущение, что ваш дизайнерский подход не требует такой координации с архитектурным контекстом, как традиционный ландшафтный дизайн – ведь это именно интервенции живой природы в ее максимально естественных формах. Но вы очевидно много работали над тем, чтобы гармонично вписать ваши работы в городскую среду – как в случае с лондонским брутализмом квартала Барбикан или «Бриллиантовым садом» возле Букингемского дворца, который вы создали к 60-летнему юбилею правления Елизаветы II. Расскажите об этом.
– Как я часто говорю на своих лекциях, в природе нет прямых линий и четкой геометрии. И поэтому я отправляю геометрию на второй план. Я разрабатываю эскиз посадок в естественном, природном стиле, и уже в качестве второго слоя может проявиться геометрия. Это отличается от традиционного подхода, когда вы сначала разрабатываете геометрию плана, а потом наполняете ее посадками. У меня все наоборот – геометрия наслаивается на натуралистичную схему. Но я считаю, что контраст между архитектурными элементами и природными посадками очень выигрышен – это подчеркивает свободу природного дизайна и делает архитектурные элементы менее формальными. В случае с Барбиканом очень естественный пейзаж на фоне брутальной архитектуры работает очень хорошо. Мне не очень нравится, когда о ландшафте говорят, что он «смягчает» архитектуру, потому что это сразу делает его чем-то вторичным. Ландшафтный дизайн скорее усиливает эффект, производимый архитектурой. В идеале хорошая архитектура не нуждается в том, чтобы ее смягчали или как-то корректировали с помощью ландшафта.
– А в случае с «Бриллиантовым садом» – как вы пришли к этой форме? Вы смотрели на окружающую архитектуру, или композиция в основном обусловлена темой юбилея?
– Включить в дизайн формы, напоминающие бриллиант, было требованием заказчика (Букингемского дворца – прим. ред.). Но я не хотел делать это очень очевидным, и нашел такой способ. Прямые линии, выложенные плитами светлого камня, перекликаются с колоннами здания, так что там есть и непосредственная связь с архитектурой.
– В традиционном ландшафтном дизайне зрителя ведут от одной заданной видовой точки к другой. У вас же подход иммерсивный – посетитель сада погружается в естественную природную среду. Как этот подход работает в городских пространствах, ведь там огромная рекреационная нагрузка? У нас подобная проблема возникла после открытия парка Зарядье – люди начали сходить с дорожек, пытаясь подойти поближе к привлекательным растениям, и начали вытаптывать их.
– Я обнаружил, что люди проявляют гораздо больше интереса к природным посадкам, у них просто автоматически возникает желание подойти поближе, погрузиться, походить по цветущему лугу, полежать в траве. И это должно быть первой задачей дизайнера – дать людям возможность взаимодействия с природой. Если у вас большая площадь природных посадок, важно обеспечить маршруты внутри нее, выделить места, где люди чувствовали бы себя погруженными в природное окружение. Важнейший принцип природного дизайна – приглашать войти, исследовать, сфотографироваться среди природы, но это этот процесс все равно нужно контролировать, регулировать.
– Как известно, у природы мощнейший терапевтический потенциал. Как вы использовали его на практике?
– Когда я начал работать с посадками двадцать лет назад, я был ученым, занимался исследовательской и экспериментальной работой. Часто мои экспериментальные участки были совсем маленькими, размером со стол. Но когда я начал работать в масштабах ландшафтного дизайнера, я быстро обнаружил, что люди очень живо реагируют на растения. И именно тогда поменялся мой взгляд, эмоциональное восприятие природы вышло для меня на первый план. Я получал огромное количество отзывов от людей – они рассказывали, как природа не только радует их, но и лечит, помогает восстанавливать силы. Сам я не исследовал непосредственно терапевтический эффект, но мои ученики делали такие исследования. Некоторые из моих новых проектов – сады при больницах, лечебные сады.
Я очень рад, что люди обращаются с такими заказами именно ко мне потому, что мои работы вызывают такие ассоциации. Когда я делал сад для людей с ограниченными возможностями, мои студенты проводили опросы и узнавали предпочтения основных адресатов этого проекта. Есть один универсальный вывод: людям нравится погружение в природу, и это отличается от отдыха в саду, где все организовано, искусственно упорядоченно – а такими упорядоченными часто делают и терапевтические сады. Но в природном окружении людям нравится живые комбинации растений, меняющиеся мелкие детали, именно это привлекает, это хочется разглядывать.
– То есть опросы местных жителей или потенциальных посетителей сада играют для вас важную роль?
– Вообще опросы жителей дают дизайнеру очень много идей, хотя в случае, например, с Барбиканом такие согласования задержали проект на целый год. Тогда проект очень сильно изменился по сравнению с моей первоначальной идеей. В итоге я уделил гораздо больше внимания тому, как сад будет выглядеть зимой. Эта тема как раз очень актуальна для России, но и в Англии большую часть года холодно, хотя и без снега.
– Как бы вы адаптировали ваши принципы посадок к российским условиям?
– Это было бы интересно, и конечно в первую очередь я бы добавил к многолетникам больше кустарников и деревьев. Меня всегда удивляло, что все принципы «новой волны» (the new perennial movement – прим. ред.), никогда не используются при посадках древесных растений или в сочетании древесных растений и многолетников. Мне очень интересно было бы попробовать сделать это в России. Например, использовать кустарники и деревья с округлой формой кроны, в свободных посадках на основе моих принципов естественных природных паттернов. И сделать древесные растения основой композиции, с динамично меняющейся картиной многолетников вокруг.
